Ровно 57 лет назад, 20 мая 1956 года, родился Григорий Шалвович Чхартишвили (и напрасно он стесняется своей фамилии – из него русский не больше чем из меня). Но сие от нас не зависит – так получилось…
Когда имя Б.Акунина впервые попалось мне на глаза, я, прочитав отзывы, решил, что появился новый Юзефович (который мне, честно говоря, тогда не нравился). Тем не менее, я скачал из Интернета и распечатал «Азазель», отложив ее в сторонку до лучших времен. Эти времена наступили не скоро: когда я отправился в очередную командировку и взял с собой несколько распечатанных на принтере книг. Часов в 8 вечера сев в поезд, я решил почитать что-то на сон грядущий и первым в стопке распечаток мне попался «самиздат» Акунина. Стоит ли говорить, что в ту ночь я не уснул, пока не прочел «Азазель» до конца?
Но, увы, Ваши новые книги… ну не будем о грустном…
По приезде я тут же скачал все, что было акунинского из Интернета и при первой же возможности прикупил «Азазель», «Турецкий гамбит» и «Левиафан» в книжном виде (а книги, надо сказать, я покупаю только в том случае, когда собираюсь их перечитывать). И стал с нетерпением ждать появления новой книги Бориса Акунина (мне далеко не сразу стало известно, что за именем «Б. Акунин» стоит японист Г. Чхартишвили).
Главное, что меня приятно обрадовало и продолжает радовать в акунинских книгах – это их язык и удивительное изящество, с которым автор использует русское слово. Кстати, я только со временем понял, что язык акунинских книг не стилизован под язык XIX века (вряд ли жители того времени разговаривали именно так). Он стилизован под наше представление о языке XIX века, а восторженное представление о чем-то всегда богаче реальности.
Я считал и продолжаю считать Акунина прежде всего талантливым беллетристом, одарённым стилистом и уже потом детективщиком и историком. И, не в обиду Акунину будет сказано, детективные сюжеты его книг и их историческое облачение не кажутся мне в его романах основным.
Основное в них - СЛОВО! Акунинским словом можно лакомиться как коллекционным вином, вдыхая и распознавая его букет. А разнообразием жанровых оттенков своих романов автор не дает ими пресытиться и тогда его СЛОВО, как старый коньяк, оставляет «слезу» на стенке бокала. Сделав, наконец, глоток, ценитель обязательно замрет, как будто прислушиваясь к себе. Это знакомство с послевкусием. Именно послевкусие подарит читателю самое большое удовольствие от слога Акунина.
С Днем Рождения, уважаемый Григорий Шалвович! Я рад, что Вы меня до сих пор не расфрендили, и пусть судьба подарит Вам долгих лет жизни, а нам – долгих лет наслаждения изысканным вкусом слов, льющихся из Ваших книг!
Но, увы, Ваши новые книги… ну не будем о грустном…
По приезде я тут же скачал все, что было акунинского из Интернета и при первой же возможности прикупил «Азазель», «Турецкий гамбит» и «Левиафан» в книжном виде (а книги, надо сказать, я покупаю только в том случае, когда собираюсь их перечитывать). И стал с нетерпением ждать появления новой книги Бориса Акунина (мне далеко не сразу стало известно, что за именем «Б. Акунин» стоит японист Г. Чхартишвили).
Главное, что меня приятно обрадовало и продолжает радовать в акунинских книгах – это их язык и удивительное изящество, с которым автор использует русское слово. Кстати, я только со временем понял, что язык акунинских книг не стилизован под язык XIX века (вряд ли жители того времени разговаривали именно так). Он стилизован под наше представление о языке XIX века, а восторженное представление о чем-то всегда богаче реальности.
Я считал и продолжаю считать Акунина прежде всего талантливым беллетристом, одарённым стилистом и уже потом детективщиком и историком. И, не в обиду Акунину будет сказано, детективные сюжеты его книг и их историческое облачение не кажутся мне в его романах основным.
Основное в них - СЛОВО! Акунинским словом можно лакомиться как коллекционным вином, вдыхая и распознавая его букет. А разнообразием жанровых оттенков своих романов автор не дает ими пресытиться и тогда его СЛОВО, как старый коньяк, оставляет «слезу» на стенке бокала. Сделав, наконец, глоток, ценитель обязательно замрет, как будто прислушиваясь к себе. Это знакомство с послевкусием. Именно послевкусие подарит читателю самое большое удовольствие от слога Акунина.
С Днем Рождения, уважаемый Григорий Шалвович! Я рад, что Вы меня до сих пор не расфрендили, и пусть судьба подарит Вам долгих лет жизни, а нам – долгих лет наслаждения изысканным вкусом слов, льющихся из Ваших книг!